ДИ Вы поэт, Ксавье.
К.З. Я просто человек. И я просто инициирован. Жизнь это как обряд инициации. Каждый день мы его проходим. Мы учимся быть людьми. И для меня именно в этом заключается смысл того, что я художник. Чтобы чувствовать целиком эту энергию жизни. И распространять ее через свои произведения. Дать другим людям почувствовать, поделиться с ними. Это как медитация или как любовь. Да, это наподобие любви.
ДИ Очень бы хотелось надеяться, что кроме серий фотографий, сделанных в Индии, российский зритель сможет увидеть и какие-то другие Ваши фотографии.
К.З. Василий Церетели высказал заинтересованность, чтобы «Монахов пыли» привезти в Москву. А Ольга Свиблова хотела сделать выставку фотографий, которые я сделал в Московском метро. Но это пока на стадии обсуждения.
ДИ Московское метро? Это интересно.
К.З. В августе 2006 года я приехал в Москву. Просто решил поработать здесь. И открыл для себя московское метро. Сделал несколько снимков и мой издатель в Марселе сказал – вау! Он был потрясен. И я решил углубиться в эту тему и исследовать московское метро. Я несколько раз возвращался в Москву и снимал метро. И сделал одно любопытное наблюдение. Здесь люди в метро никогда не оглядываются назад, они агрессивно идут вперед. И вот вы идете за кем-то, и он перед вами может хлопнуть дверью. Это происходит постоянно и никто даже не оборачивается. Я подумал, что это очень симптоматично с точки зрения современной жизни в России. К этому как бы подвела вся предыдущая история вашей страны. Сначала был царь, потом произошла революция в 17 году, потом Гражданская война, сталинский режим. Советский Союз просуществовал 70 лет и превратился в ужасную бюрократию. И в 1991 году происходит еще одна революция. И каждый раз надежда, ожидания, сменяющиеся разочарованием. Это как у мужчины есть женщина, и она его предает. Вторая и она тоже предает. Третья женщина – и она изменяет. Вы чувствуете себя отчаянно, ужасно надоедает жизнь, и вы становитесь агрессивным.
ДИ И все это заканчивается в метро.
К.З. В метро люди как бы свое истинное лицо показывают. С точки зрения психоанализа – поведение людей в метро это выражение их коллективного бессознательного. Не то, что они все по отдельности плохие люди. Конечно, нет. Но я считаю, что сущность простых людей лучше всего себя проявляет именно в метро. И в случае с московским метро это ощущение потери надежды и доверия.
Я даже на это смотрю не сквозь призму социальных проблем, а значительно шире. Когда вы смотрите на человека близко в метро - это лицо говорит обо всем человечестве, не только о России. Это не только проблема России, а общечеловеческая. Потому что российская революция провозглашала надежду для всего человечества. И вот идеалы революции мертвы. Что мы видим сейчас? Климатические катастрофы. Человечество теряет надежду. Можно такой слоган придумать – «Русские – это авангард мирового отчаяния».
ДИ В метро других стран у Вас не возникает подобных ощущений?
К.З. Нет. Хотя, конечно, люди во всем мире в час пик в метро выглядят уставшими. Не разговаривают. Но здесь странная среда… Если мы учтем русский климат, это отчаяние намного отчетливее. Человеку приходится сопротивляться этому напряжению. И у него возникают не только грустные эмоции, а вообще целый фонтан эмоций. И радость, и ирония, и злость… Русские вообще особенные. Они могут в одну секунду громить все вокруг, в другую – целовать женщину в губы и она будет улыбаться. И поэтому мне нравится в Москве.
Хемингуэй сказал - отчаяние эластично. Его можно растягивать, растягивать, растягивать.… За последние 10-15 лет ваше общество пережило столько катаклизмов, столько разных изменений. В мире, по-моему, больше нигде такого нет. И вообще непонятно, как в таком напряжении можно жить? Я думаю - все это чувствуют и в лицах это проявляется, поэтому я и хочу это запечатлеть. Россия когда-то была супер державой и люди чувствовали себя сильными, а теперь в каком-то смысле ощущение похожее на конец римской империи. Людям очень сложно найти свою идентичность.
ДИ Что вы! Мы сейчас на заре зарождения новой империи.
К.З. Возродить нужно не империю. Нужно человечество возродить. Человечность.
ДИ Ваши фотографии очень живописны. Это настоящая живопись. И такой гимн цвету в индийской серии.
К.З. Я сознательно к этому стремлюсь. Не то, чтобы создать живопись, но для меня самое главное – передать красоту. А мы очень часто ассоциируем красоту именно с живописью, а не с фотографией. Поэтому у нас и возникает эта параллель. Но при этом фотография остается фотографией. В современном искусстве очень часто происходит так, что живописцы пытаются имитировать фотографические приемы. А я вдохновлен живописью. Например, огромное впечатление на меня произвели первобытные росписи в пещере Леско. Они так сливались с поверхностью камня, фактурой камня и образовывали единое целое. А такие художники как Рембрандт, Матисс, Джексон Полок – они же полагались на случайность, на какую-то спонтанность. К этому я и стремлюсь. Когда я работаю, я предельно сконцентрирован, словно нахожусь в трансе. Полностью погружаюсь в художественную реальность, которую создаю. Я не думаю о своих детях, я не думаю о своей возлюбленной, не думаю о повседневной жизни, я концентрируюсь на снимке. Восточные художники говорят – если хочешь нарисовать бамбуковое дерево, смотри на него, смотри на него, смотри на него. Можешь десять лет на него смотреть, сфокусируйся на нем и стань этим деревом и тогда ты его может нарисуешь. Поэтому я становлюсь этими людьми в метро. Я и есть они. Я и пропавшая красавица на могилах, я и монахи на Афоне. Это все – я. Я не думаю когда фотографирую – вот я сделаю выставку, книгу, я просто захвачен тем, что происходит. Это и есть жизнь, которая разворачивается перед моими глазами.